Переодеваться в форму Псих не стал. Так и прибыл, в широченных шортах, тапках, каске и бронежилете, верхней частью своего туловища как-бы отдавая дань порядку и соблюдению норм, а нижней попирая уставные требования. На плече — винтовка, навороченный пистолет в специальной кобуре на груди.

Смотрелся он смешно. Многие солдаты, завидев тщедушное тельце в бронике и блаженную улыбку под каской, посмеивались в кулак. В открытую смеяться не осмеливались — нагрудный знак со стилизованной рыцарской перчаткой объяснял многое.

Некоторые, тёртые с виду мужчины, здоровались, справлялись о делах, жали руку. Я пристроился рядом и тоже отвечал на приветствия. Иных Псих узнавал, обращаясь по имени, иным добродушно кивал.

— Ого! Волонтёры! — указал он за вагончики, где среди грузовиков и бронетранспортёров затесался фургончик с яркой, запоминающейся эмблемой: контур растопыренной пятерни, в которую умелый дизайнер втиснул стилизованное красное сердечко. — Подогрев привезли.

— Что?

— Подогрев. Трусы, печенье, консервы.

— Тут не кормят? — сытые рожи регуляров-контрактников мало походили на измождённые голодом лица.

— Кормят. Но материальную помощь патриотичных налогоплательщиков осваивать надо, — осветил объективную реальность мой первый номер. — Они в городах акции проводят, пожертвования собирают. Потом приобретают различную нужную мелочь и сюда везут.

— Воруют? — предположил я, впрочем, без всяких оснований.

— В основном нет, приличные граждане. Неравнодушные, — уклончиво ответил Псих, почесав предплечье. — Однако случается всякое.

От укатанной грунтовки до цели нашего мини-путешествия вела тропинка, истоптанная до полукаменного состояния и унылая, как вся земля в окрестностях. Куда не посмотри — пятна въевшегося машинного масла, мелкий мусор, пожухлая от испепеляющего зноя и армейских подошв трава, глубокие колеи, рваные следы траков.

— Ага, загадили полянку. Рисовать не хочется.

Тонкий художественный вкус сослуживца давал знать о себе даже здесь. Ему, способному малевать свои детские истории где угодно и когда угодно, претила испорченная войной природа. Ещё одна грань моего нового друга — любовь к прекрасному. Я изредка замечал, как он, давая зрению отдохнуть после долгих бдений над блокнотом, с наслаждением любовался кустами, деревьями, в изобилии окружавшими наш домик. Но особо тяготел к цветам. Простеньким, неухоженным, низкорослым. Никогда их не рвал. Только позволял себе прикасаться к нежным лепесткам, подолгу потом обнюхивая пальцы.

Желая как-то отвлечь Психа от депрессивного созерцания окрестностей, преувеличенно-весело бросил:

— Далеко ещё?

— А? — вскинулся мой наставник, тут же расслабляясь. — Вон к тому фургончику.

К какому именно — осталось загадкой. Моё внимание привлёк человек, стоявший спиной на нашем пути и болтающий с незнакомым сержантом. Крепкий, высокий, в светло-сером жилете, удивительно не подходившем к остальным вещам — тёмным брюкам, заправленным в ботинки с высокой шнуровкой и футболке невзрачной расцветки. Со знакомым до боли затылком.

Хлюпа.

Тот, словно почувствовав, что его рассматривают, развернулся, и побледнел. Тоже узнал… Лицо моего бывшего напарника по сопровождениям перекосилось в неприкрытой злобе, верхняя губа задралась вверх, демонстрируя желтоватые, редкие зубы. Щека дёрнулась.

И тут же агрессивное, откровенно ненавидящее меня рыло искривила плохо слепленная радость.

Он деловито попрощался с собеседником, заверив его, что приедет снова, после двинул навстречу, гулко топая по грунту. Каких-то десяток шагов — и вот он, передо мной.

— Привет, — напоказ развязно, с дружеским оскалом, выхаркнул Хлюпа. — Давно не виделись.

Психа он проигнорировал, будто его тут и нет.

— Здорово.

— Всё служишь? — произносилось это больше для заполнения неловкой паузы, чем для завязки приятной беседы.

Я в форме, с оружием, совсем рядом — передовая. Чем ещё я могу тут заниматься? Песни в школьном хоре петь?

— Служу.

— А я вот, — сразу три пальца дотронулись до жилета с пятернёй и сердечком. — В волонтёры подался. Помогаю ковать победу, по мере своих слабых сил.

Поднахватался… Раньше предложения строил проще, без пафоса.

— Молодец.

От этой встречи внутренний дискомфорт испытывал не только Хлюпа. Почти подзабытая история с таблетками в душевой словно выскочила из-за угла, нежданчиком, при этом грозя опрокинуться и забрызгать своим дерьмом повторно, по самую по маковку.

Спросить при всех, кто тогда подсуетился с таблетками? Для чего? Он не ответит. Разойтись краями? Так, наверное, умнее всего.

Вот же непотопляемый говнюк… От военной полиции ушёл, от кредиторов ушёл, и вот, пожалуйста, всплыл. Помня о его склонностях, могу спорить — не бесплатно он волонтёрит, не за идею. Слишком разные понятия — он и альтруизм. Слишком несовместимые.

— Ну, удачи, — Хлюпа счёл обмен любезностями оконченным и хлопнул меня по плечу. Покровительственно, со снисхождением, явно желая добавить на прощанье: «Чтоб ты сдох», или нечто подобное.

Не дожидаясь моей реакции, он демонстративно развернулся и бодро, широко ставя ноги, направился к автомобилю.

— Это кто? — поинтересовался Псих, на которого этот урод демонстративно не обратил внимания.

— Я тебе рассказывал. Тот, кто в душевой таблетки прятал.

— Ого! Теперь сбежит.

— Почему?

— Мы его видели. А он приехал как раз тогда, когда бригада на ротации. Не хотел встречаться. И не угадал… Мне он не нравится.

— Мне тоже.

— Гнилой… — новый шлепок по плечу, более мягкий, от Психа. — Не расстраивайся. Друзья должны друг другу помогать. Этот человек для тебя опасен.

Сдвинув каску на затылок, он осмотрелся, что-то для себя прикинул и попросил:

— Иди к нашим. Я скоро. Правда-правда.

Ничего не объясняя, мой наставник, он же первый номер побрёл в сторону, слегка сгорбившись. Мне же не оставалось ничего другого, как развернуться и пойти обратно, к грузовику. Вот ведь, попил сока… Да ну его, этого урода с сердечком в руке! Плюнуть и растереть!

Оказавшись спиной к Хлюпе, я решительно настроился забыть о неприятной встрече. Случайности случаются, от этого никуда не деться. Каждую близко к сердцу принимать — никаких нервов не хватит.

Водила, словно только и ждал, завёл двигатель, высунулся в окно, распахнул рот, намереваясь…

— Снайпе-ер!!! — проорали совсем рядом.

Не рассуждая, рухнул в траву, сбрасывая с плеча свою «Эмку» и втягивая голову в плечи.

Крик повторился, вокруг грузно падали тела, редко матерились, а кто-то спокойно, даже как-то буднично, огласил через полминуты:

— Волонтёра убило. Новенького.

Я поискал взглядом наставника, благо, особых усилий делать для этого не пришлось. На лысой земле спрятаться сложно. Вон он, лежит, как и я, задом кверху, брюхом вниз, высовывая правую руку из-под груди. Оттуда, где у него хранился пистолет.

Глава 13

Я молчал всю дорогу, переваривая случившееся. Позади остались и лихорадочная, из всех стволов, отработка расположенного неподалёку лесочка, в котором, по мнению армейцев, прятался снайпер-диверсант; и следователь прокуратуры, почти сразу прибывший и наскоро состряпавший нужный протокол о «жертве среди мирного населения»; и волонтёрский автомобиль, в который Хлюпу закинули без всякого пиетета, точно мешок с овощами, прикрыв голову грубой холстиной в бурых пятнах, хранимой у здешнего интенданта как раз для таких вот случаев.

Солдаты, навидавшиеся всякого, быстро забыли о покойном, о возможном снайпере и разбрелись кто куда, почти не обсуждая смерть новенького волонтёра. Следователь, опросив для скорейшего списания дела двоих свидетелей, тоже свалил, напоследок поболтав с водителем в такой же, как у покойного, жилетке. Дневальный с ведром песка присыпал оставшуюся на земле кровь.

С нами, «добровольцами», никто не разговаривал, а мы и не настаивали. Попрыгали в грузовик, захлопнули борт, сумрачно ощущая, как двигатель колымаги набирает обороты.