И я, кашляя от разъедающего аромата, продолжил обрабатывать салон и особенно водительское сиденье, на котором случайно обнаружил длинный женский волос.
Рона во всём этом безобразии участия не принимала, грациозно усевшись неподалёку на какой-то пенёк и скучая.
По завершении, то есть, когда в машине стало невозможно находиться от вони, мы захлопнули двери, давая химии ещё немножко поработать на наше преступное благо.
— Никто ничего не забыл? — поинтересовался я для проформы и, получив утвердительные ответы, взвалил рюкзак на плечо.
Сослуживец проделал то же самое, взяв подмышку скомканную тряпку. Женщина поднялась на ноги, сообщив:
— Туда идите. Никуда не сворачивайте. Выберетесь к основному водоёму. Обогнёте его по дуге, и дальше держитесь высоковольтной линии. Увидите… Пройдёте до дороги и возьмёте на общественной стоянке мою любимую машинку. Не поцарапайте!
Туда — это в просвет между деревьями, по поросшей травкой колее. А машинка, соответственно, спорткар.
— Вы остаётесь? — троим в двухместной игрушке не поместиться.
— Да, — с улыбкой отмахнулась Рона. — Меня заберут. Не беспокойся, мальчик. Неподалёку пляж для поклонников обнажённых тел, где никто ни на кого не смотрит. Там и встретят.
Кто — не спросил. Наверняка «милого» приспособила.
— Удачи вам, — попрощался я, поворачиваясь к нетерпеливо поглядывающему в небо Психу.
— Ага, — женщина уже стаскивала верхнюю одежду, повернувшись спиной и демонстрируя отсутствие лифчика. — Не подсматривайте. До встречи дома… Арти!
— Что, мама? — откликнулся тот.
— Будь осторожен.
Ну и семейка… Это я ещё Психа странным считал.
***
Он смеялся. Беззаботно, заливисто, запрокинув голову и держась за живот.
— Мы сделали! Нет, Маяк, ты понимаешь?! Мы — сделали!
Высь мансарды отвечала приглушённым эхом, вторя царящему под её сводами настроению.
— Ты сомневался? — я не испытывал особого душевного подъёма, однако веселье товарища действовала заразительно, подменяя тревожный адреналин в крови освежающими смешинками.
— Что ты… — отмахнулся первый номер. — Верил, как в завтрашний рассвет. Но вот так, внаглую… Я радуюсь, что не стал долго размышлять. Обязательно бы начались сомнения, пустые домыслы… А так нельзя. Я на войне это понял. Иногда нужно действовать быстрее, чем соображать.
— Тем более, при наших скромных возможностях.
— Более чем скромных! — уточнил сослуживец, переходя с громогласного хохота к дробному хихиканью. — Жалко, рассказать никому нельзя.
— Переживём.
— Я бы повторил.
Настала моя очередь истерично ржать, без особых усилий вспоминая все утренние коллизии.
— Без меня. Второй раз можем и не уйти.
— Это да… Будет, что в старости вспомнить, — признал после паузы Псих и спросил, разом уничтожив всё веселье. — Как себя чувствуешь?
Дальше он продолжать не стал, но и так понятно, о чём идёт речь. На Цаха намекает.
— Не знаю, — я искренне пожал плечами. — Меня готовили к тому, что придётся в людей стрелять. Внушали, что идеальных решений не существует и если колеблешься, выбирай то, которое ведёт к цели кратчайшим маршрутом. Довелось в этом убедиться на практике.
Наставник и друг часто закивал.
— Извини, что вновь возвращаюсь к этой теме… В моём случае похоже получилось. Поначалу считаешь себя добрым, возвышенным, свято веришь, что кто угодно способен оступиться или уронить достоинство, но не ты. Праведно убеждён, что смерти достоин только коварный враг. А потом получаешь личное оружие, видишь кровь и кишки всех… и чужих и своих… и осознаёшь, что человеческая жизнь крайне переоценена. Павших быстро забывают, словно их никогда не существовало, а живые превращаются в дикую стаю, мудро направляемую в нужную вожакам сторону. И из башки вылетают все прочитанные книги.
— Угу.
— Ты вызвался стрелять потому, что хотел себе что-то доказать?
— И не помышлял. Моя идея — моя ответственность. Пришло время, я выстрелил. Или ты про внутренние терзания?
— Это тебе ещё предстоит, — невесело усмехнулся сослуживец, ёрзая в удобном кресле. — Вечером. Или ночью. Но ты справишься. Потому что сильный. Ты уже видел смерть, и она для тебя не новость.
— Буду надеяться, что Цах выживет. Он мужчина крепкий. Два выстрела в спину вполне способен пережить.
— Да насрать, если честно, — скривился Псих. — Он — плохой. Мне его не жалко. И, если тебе это поможет, вот моя точка зрения: нельзя убивать безоружных. Не женщин и детей, как принято считать, а безоружных. Женщина или ребёнок способны стрелять не хуже нас с тобой. Цах же — вооружённая личность. Даже если ствола при себе не имел. Он прекрасно осознавал, чем занимается и где служит. Взвешивал риски, осознанно делал то, что делал.
— Вот тут ты не прав. Живым он ценнее.
Сложив губы трубочкой, сослуживец присвистнул и наморщил лоб, переваривая мой довод.
— Согласен. Ценнее. Но всё равно насрать.
— Говно из тебя психолог, — криво улыбнулся я, всей душой ненавидя завязавшийся разговор. — У меня на счету первое покушение на убийство, а ты, вместо успокоения или дружеской поддержки, лекцию для юного киллера устроил.
— Я такой. Потому что Псих, — вернулся товарищ к хорошему настроению. — Это как психолог, только со знаком минус.
— И юморист ты тоже… не очень. Другое скажи. С машиной, на которой мы рывок от паркинга делали, проблемы были?
— Откуда? С ней как по маслу всё устроилось. Высадив тебя у супермаркета, я встретился с мамой и перегнал спорткар туда… где мы его забрали. Мама пошла вдоль берега и увидела двух мужчин. Предложила им… кг-м… поразвлечься. Они согласились. Тогда я зашёл сзади и обоих вырубил. Меня учили этому. Лейтенант Молот. Он и тебя учил.
— Такое забудешь, — я непроизвольно передёрнул плечами, ощущая, как разом заныли тумаки от батальонных тренировок по рукопашному бою.
— После связал и положил в багажник, а рты клейкой лентой залепил. Мама придумала! — присовокупил он с гордостью.
— Бить людей в затылок?
— Что ты!.. Это экспромт. Она предлагала всего лишь напугать оружием и привязать к дереву. Утром бы их освободили. Я отказался. Туда по ночам парочки приезжают для уединения. Случаются и сердобольные. Отвязали бы и нарушили все наши планы.
— Стоп! — меня осенило. — Так у нас в багажнике лежали люди?!
— Лежали. Но мы же их не испортили. Мы бережно ехали.
Товарищ часто заморгал, пытаясь понять, чего я взъелся, а я тихо дурел. Ещё и похищение на мою голову… Договаривались же, что Псих авто купит! Он же мне вчера сказал, что нашёл подходящее!
— Не получилось найти, — смущённо сообщил первый номер. — Я не решился тебе об этом говорить. Переживал, что ты передумаешь и что я тебя подведу. Выкручивался, как умел.
— А если бы никто не попался?!
— На парковке бы захватил. Там легко. Выезд автоматизированный, людей внутри почти нет. Нашёл бы, у кого отжать. Это просто. Подходишь к человеку, открывающему машину, делаешь…
— Псих! Ты — дурак! — в сердцах вскрикнул я, не представляя, как донести всю степень своего гнева. — А если бы…
— Но ведь у нас получилось? — не сказал, спросил он жалобно. — Не злись, Маяк. Действовал по ситуации. Хочешь пиццы?
— Заказывай.
Взятка всегда приятна. Даже такая, извиняющая. Однако спускать самовольство я пока не был готов.
— С машиной определились… Следующий этап. Скажи, если бы попались, что бы ты делал?
Несколько запоздалый вопрос терзал меня ещё с автобуса из прифронтовой зоны.
— На себя всё взял, — мой первый номер говорил без шуток, как о давно решённом. — Дождался бы тюрьмы, а там торговался бы с безопасниками. Я не боялся последствий. И сейчас не боюсь.
— Ты о том, что нас могут вычислить?
— Такая вероятность остаётся всегда. Вполне допускаю, что где-то мы прокололись. Потому сегодня уезжаем в бригаду, подальше от всех. Там быстро не достанут.
— Тебя — вполне возможно. А меня?